27 ноября 1937 в 7 часов утра в ереванской тюрьме после многомесячных бесконечных допросов, безмолвных мук и страданий скончался великий армянский поэт Егише Чаренц.

Егише Чаренц родился 25 марта 1897 в г. Карсе (Российская империя, ныне - Турция).

В 1908 - поступил в Карсское реальное училище.

В 1910-ом в школьном альманахе «Гарун» (Весна) был опубликован цикл стихов Чаренца, посвященный временам годам.

В 1914 в Карсе выходит в свет его первый сборник под названием «Три песни печально-бледной девушке...», посвященный Астхик Хондахчян. На книге уже стоял псевдоним автора – Чаренц.

Есть несколько версий возникновения этого псевдонима. Сам Егише как-то рассказывал Магари, что в Карс приехал врач с фамилией Чаренц и надпись на его вывеске «Чаренц» он и взял себе литературным именем. Юношеские друзья Чаренца дают и другие объяснения. Карине Котанджян говорит, что Егише в детстве был очень непослушным ребенком (чар с армянского - непослушный), отсюда и Чаренц. Анушаван Зидечян утверждал, что Чаренц произошел от пушкинского «Анчар» с некоторой перестановкой звуков.

В 1915 - добровольцем пошёл на фронт.

В 1915 - отправляется в Москву и поступает в Университет Шанявского.
В феврале 1917 со студентами университета участвует в освобождении политзаключенных Бутырской тюрьмы.

В начале 1918 - переселяется в Майкоп, участвует в политических событиях Северного Кавказа.

В 1918 - вступает в ряды Красной Армии.

В 1919 - возвращается в Ереван и некоторое время работает учителем.

В июле-августе 1936 - начинаются аресты армянских писателей, в свидетельствах которых упоминается и имя Егише Чаренца.

В сентябре он был взят под домашний арест, его обвиняли в контрреволюции, национализме, троцкизме и терроризме.

Из библиотек и книжных магазинов изымаются его книги, приостанавливается публикация уже готовых книг.

Притеснениям подвергается и семья Чаренца. Вскоре его арестовывают с обвинением в антисоветской деятельности.

В тот день, когда умру, померкнет неба даль
И ляжет тишина на город в тусклом свете,
Как туча тёмная, как старая печаль,
Как весть о бедствии, прочтённая в газете.
Подобно женщине, оставшейся вдовой,
Подобно той, кому боль замутила взоры,
Побродит эта весть сперва по мостовой,
Потом войдёт в дома сквозь двери и заборы…
Как продавец газет, полуслепой старик,
Что, шаркая, придёт и под окошком встанет,
Она зайдёт в любой закуток и тупик,
Пройдёт по всем домам, во все дворы заглянет.
Как тень, из дома в дом скользящая, она
Невидимо скользнёт неясною надеждой,
Как зимней полночи немая тишина,
Над городом моим повиснет тучей снежной.
И в этот час ночной, борясь со властью сна,
Во всех сердцах блеснёт и на момент застынет
Уже туманное, как бледная луна,
Лицо моё, навек угасшее отныне.
И те, кто никогда не знал меня в лицо,
Те, для кого я был песчинки неприметней,
Кого я потешал как острое словцо
И для кого я был легендой или сплетней,
И тот, кто на земле был эхом дней моих,
Смотря на жизнь мою, как равнодушный зритель,
Кто думал, что меня давно уж нет в живых,
Не знал стихов моих и книг был не любитель, —
Все, все они, узнав, что больше нет меня,
Опустят головы, дивясь внезапной дрожи,
И в ту минуту я, не друг и не родня,
Им многим покажусь роднее и дороже…
И на земле, как пыль, завившаяся в смерч,
И в душах, словно тень прошедшего, предстанет,
Восстав из праха дней и побеждая смерть,
Неясный призрак мой и снова в сумрак канет.
И в городах больших, и в деревнях глухих
Весть облетит дома, скользнёт в сенях, в прихожих,
И боль такую же, как и в груди у них,
Прохожие прочтут в глазах других прохожих…
И будут все глаза безмолвны и сухи,
Так, словно скорбь одну сердца их затаили,
И люди, позабыв про все мои грехи,
Простят меня, как мне стихи мои простили.
И книгу с полки взяв, раскроют наугад,
Прочтут мои слова и, медленно листая,
Задумаются вдруг, во тьму уставив взгляд,
И память обо мне овеет грусть живая…
И может быть, одна, в час поздний и глухой,
Взяв карточку мою, без драмы и без позы,
Посмотрит женщина в глаза мои с тоской,
На снимок выцветший роняя молча слёзы.
И снова прошлое на время оживёт,
И осветятся вдруг судьбы погасшей грани,
И жизнь моя опять пройдёт за годом год
В неясном зеркале её воспоминаний.
То, чем я был, и то, что раньше было мной,
Уж не воскреснет вновь и в самом кратком миге,
Не повторится, нет, ни в песне ни в одной
И ни в одной уже на свет рождённой книге.
1936

Перевод М. Павловой

Материал доступен и на армянском языке.